Он рядом, так близко... От него пахнет речной прохладой, волосы еще влажные после купания и от этого слегка вьются. Красиво очерченные губы чуть приоткрыты, словно он хочет что-то сказать, но он молчит. Молчит и пристально смотрит своими широко открытыми глазами, такими глубокими, что каждый раз, когда я гляжу в них, мне кажется, будто я падаю в какую-то бездонную пропасть. Как нестерпимо хочется прикоснуться к нему, просто притронуться, но я знаю, что скорее умру, чем сделаю это. Он опускает голову, теребит рукав в нерешительности и тихо говорит:

- Я чувствую себя таким одиноким...

Ты? Да не может быть! Рядом с тобой ведь столько людей - столько, что иногда мне хочется убить их всех, хотя я не имею никакого права ревновать. Что ты такое говоришь? И - кому?

Но из всего этого я говорю только:

- Правда? - и он кивает, внимательно глядя на меня. Потом протягивает руку и - Господи, ну что же ты делаешь? - касается пальцами моей руки. В его глазах такая пронзительная печаль, что я не выдерживаю и накрываю своей ладонью его руку, удивляясь, что не умер до сих пор. А он улыбается, тоска и боль покидают его взгляд, теперь в нем - почему-то - ожидание, радость и что-то еще, что я не могу назвать. Он придвигается ближе, прижимается ко мне плечом... Что ты делаешь со мной? Не надо... Прошу тебя, не надо... уходи... нет, не уходи, останься еще хоть на секунду, мне так страшно - и так хорошо! Это плечо - такое теплое, нежное, мне хочется кричать от этой боли, и я стискиваю кулаки так, что белеют костяшки пальцев, - чтобы удержать себя, не поддаться желанию притянуть его к себе, обнять так крепко, чтобы перехватило дух... Но он осторожно разжимает мою руку, подносит ладонь к своему лицу и прикасается к ней теплыми, чуть дрожащими губами.

- Пожалуйста, не оставляй меня... - шепчет он, обжигая мне руку горячим дыханием, - не отталкивай меня... Мне так хочется, чтобы ты был рядом.

Ну что ты такое говоришь? Конечно, я всегда буду рядом с тобой, я не оставлю тебя ни на минуту, но - разве тебе это нужно? За что мне это счастье, зачем ты говоришь мне это?

Он зарывается пальцами в мои волосы, прижимается щекой к моей щеке и шепчет горячо, торопливо:

- Ты один меня любишь... Единственный из них всех. Я не знаю, что со мной делается. Я просто умру сейчас, если ты не поцелуешь меня. Пожалуйста, не отталкивай меня! Прости, если я обидел тебя...

Не может быть. Этого просто не может быть. Я, наверное, просто ослышался. Так не бывает...

Но он смотрит с мольбой и тревогой, потом отворачивается и шепчет:

- Прости...

Господи, ну что же ты делаешь со мной? Неужели ты не понимаешь? Ведь если я поцелую тебя, то как мне потом удержаться? Разве ты не понимаешь, что для меня это значит? И все-таки я беру его за плечи, притягиваю к себе и осторожно прикасаюсь губами к загорелой нежной щеке. Сердце колотится так лихорадочно, будто собирается вот-вот разорваться, и он, словно почувствовав это, кладет руку мне на грудь и шепчет:

- Нет... В губы.

Слишком, слишком много для меня... Я просто не могу - не могу, это какое-то сумасшествие! Зачем тебе все это...

Какие теплые, нежные губы... какая пытка... какое счастье... Он целует так неумело, словно делает это первый раз в жизни, но это так чудесно: от его губ пахнет весенней травой, они медленно приоткрываются, как цветок, он обнимает меня за шею и закрывает глаза. Какой сладкий вкус у этих губ и осторожно прикасающегося языка! Он вздрагивает и крепче прижимается ко мне всем телом; я тоже весь дрожу и голова идет кругом, держать себя в руках все труднее и труднее, словно судорога сводит все внутри - это лучше всего на свете. Я чувствую, как его тонкие пальцы зарываются мне в волосы, перебирают их, гладят шею и плечи, и с ужасающей отчетливостью понимаю, что если я позволю себе ответить тем же, я больше не смогу держаться, меня больше ничто не остановит... Но я не могу, не могу оторваться от этих губ, не могу отвести от себя эти руки - он просто сошел с ума, так не может, не должно быть! И страшным, убивающим меня усилием я отстраняю его и говорю:

- Ты не понимаешь, что это значит для меня, - голос у меня хриплый, неузнаваемый, в горле сухо. - Пожалуйста, подумай, что ты делаешь, я ведь не смогу удержаться...

У него бледное, напряженное лицо, потемневшие глаза прожигают меня насквозь. Он тоже говорит с трудом, тихо и медленно:

- Я все знаю. Пожалуйста... не бойся... делать то, что тебе хочется. Я... тоже хочу этого.

Он отворачивается на мгновение, а когда поворачивается снова, его рубашка медленно сползает вниз, открывая загорелые плечи и грудь. Он протягивает руки ко мне и шепчет:

- Ну же... Пожалуйста...

Кажется, он вот-вот упадет, и я подхватываю легкое тело, крепко прижимая его к себе, и целую, целую эти горячие губы, стройную шею, точеные плечи, чувствуя, как он дрожит от каждого моего прикосновения. Но это дрожь не страха, а радости, и он улыбается, медленно освобождая меня от одежды. Его пальцы скользят по моему телу, лаская, и это не сравнимое ни с чем счастье разрывает меня на части. Любимый, единственный мой, как сделать так, чтобы тебе было так же хорошо, как и мне?

И я бережно опускаю его на ворох нашей одежды и начинаю целовать все его чудесное, волшебное тело, от узких ступней длинных, стройных ног, колени, бедра, впалый живот, грудь, ямочку между ключиц, чувствуя губами сильные удары его сердца. Он стонет, кусает губы и шепчет что-то бессвязное: «Наконец-то... единственный мой... еще... пожалуйста, еще...» Я снова впиваюсь в его губы, пью их сладкий яд, захлебываясь счастьем, и он притягивает меня к себе, обхватывает руками, коленями, исступленно целует, выдыхая с восторгом и болью: «Я не могу больше! Сейчас!»

Все его тело горит как в огне, крупная дрожь сотрясает его, он судорожно стискивает мои плечи, опрокидывает меня на землю и ласкает так яростно и нежно, как будто от этого зависит его жизнь.

Я тоже не могу больше сдерживаться; мой стон заставляет его отпрянуть на мгновение, но я хватаю его за руки (завтра на запястьях будут синяки), бросаю ничком и сливаюсь с ним.

Все глубже, сильнее, чаще... С его губ срывается мучительный стон боли и наслаждения, он прерывисто дышит, двигаясь в одном ритме со мной. Все туже и туже свивается пружина внутри, весь мир пульсирует в убыстряющемся темпе, это уже невозможно терпеть, но хочется, чтобы так продолжалось вечно...

Он пронзительно вскрикивает, содрогаясь всем телом, и тут меня накрывает такая волна счастья, что я смеюсь, кричу и плачу одновременно, изо всех сил стискивая его хрупкие плечи. Словно ослепительное солнце взрывается у меня перед глазами, я лечу и падаю, падаю...

Он положил голову мне на плечо и лежит тихо, с закрытыми глазами, счастливо улыбаясь. Тонкая рука (на запястье - красные пятна) лежит у меня на груди. У меня мокрые щеки - неужели я плакал? Господи, как мне хорошо! А ты? Тебе не больно?

«Нет», - качает он растрепанной головой, и тихо-тихо:

- Я люблю тебя, хороший мой...

Вот оно, счастье. Я осторожно беру его руку и подношу к губам.

- Спасибо, любимый...

Он улыбается.

- Ведь мы теперь всегда будем вместе?

Что это за голоса там? Нет, нет, только не это! Я инстинктивно, рывком закрываю его собой, но это бесполезно - их не меньше тридцати человек. Неужели все? А он обвивает руками мою шею и смотрит, как испуганный ребенок: «Защити!» Я не отдам его, просто не могу отдать - я знаю, что будет с ним дальше. Это слишком страшно, чтобы думать об этом. Что же делать?

Он шарит рукой в ворохе нашей одежды и вытаскивает оттуда маленький острый нож, кажущийся алым от света зари.

- Хочешь, уйдем вместе? - он улыбается почти спокойно и нежно целует меня в губы.

- А что ты думаешь, я смог бы хоть на секунду пережить тебя?

И все-таки рука у меня дрожит, и нож сам собой выскальзывает из пальцев. Он касается губами моей руки, нечаянно задевает лезвие, и из свежего пореза капает кровь.

- Может, я тогда первый? - спрашивает он. - Видишь, мне даже знак подали.

- Нет!

Я крепко сжимаю нож, заношу в воздух и опускаю резким движением. Он вздрагивает, сжав губы, чтобы не застонать, и пытается вытащить нож из раны, но ослабевшей руке это трудно, и я помогаю ему удобнее перехватить скользкую от крови рукоятку и направить острие мне в сердце. Странно, боли почти нет - только чувство невероятной легкости и головокружение.

- Теперь мы никогда не расстанемся, - шепчет он и улыбается слезам в моих глазах.

...Ох, и смеялись же здоровенные, похожие на омоновцев ребята, обнаружив два обнаженных трупа, обнимающих друг друга мертвыми руками. Непристойные шуточки так и сыпались.

Один из парней спросил:

- Который? - пнул золотистое от загара молодое тело, заглянул в спокойное лицо, обезображенное только длинным порезом поперек губ, и сплюнул:

- А мне-то рассказывали...